Не позволить тюремным властям помещать практикующих в одиночные камеры и противодействовать другим видам преследования

(Minghui.org) Зимой 2015 года, после полутора лет содержания под арестом, моего родственника Цзюня, практикующего Фалунь Дафа, перевели в тюрьму.

Его сразу поместили в блок преобразования. Охранники пытали его и старались «промыть мозги». Когда охрана уходила или во время праздников, Цзюня помещали в одиночную камеру, и два вооружённых полицейских круглосуточно стояли возле камеры.

В этой камере не было кровати. Ему дали два грязных сырых одеяла – на одном спать, а другим укрываться. Охранники держали окно открытым, а зимой часто выпадал снег. Каждый день его заставляли долгие часы стоять на одном месте, и единственной едой, которую ему давали за день, были три приготовленные на пару булочки с пересоленными огурцами без воды. Поскольку его здоровье уже ухудшилось из-за пыток, которым он подвергался в центре заключения, дополнительные пытки в одиночной камере ещё больше ослабили его.

Прекращение одиночного заключения

Пока Цзюнь находился в одиночной камере, охранники поместили в одну камеру с ним заключённого, которого вскоре должны были освободить. Заключённый сказал Цзюню, что он хорошо ладил с одним практикующим, и этот практикующий придёт встречать его, когда он выйдет на свободу. Цзюнь поверил заключённому, дал мой номер телефона и попросил передать мне, что в одиночной камере его пытают и не пускают к нему посетителей.

Заключённый сдержал своё слово и позвонил мне после освобождения. После звонка я нашла информацию в Интернете, проконсультировалась у юриста и узнала, что тюрьмами управляет провинциальное административное бюро тюрем. Учитель дал мне мудрость, когда я изо всех сил пыталась придумать, что сказать в письме, адресованном бюро, чтобы помочь Цзюню. С момента его ареста более года назад я сохранила много статей, опубликованных на сайте Minghui.org, в которых приводились образцы заявлений адвокатов, которые практикующие могут использовать в суде. В тот момент им нашлось хорошее применение, поскольку я включила их в письмо.

В письме я заявила, что знаю, что Цзюня поместили в одиночную камеру и пытали. Ни у кого нет полномочий лишать его права на свободу вероисповедания, устраивать тюрьму внутри тюрьмы и причинять физический вред человеку, не нарушившему никаких законов. Я предупредила, что здоровье Цзюня ухудшается, и призвала бюро приказать тюрьме вывести его из одиночной камеры и привлечь виновных к ответственности.

На следующее утро я пошла в бюро и встретилась с начальником. Прочитав письмо, он спросил, практикую ли я Фалунь Дафа и написала ли это письмо сама. Я подтвердила, что являюсь практикующей Фалунь Дафа, и, хотя немного боялась, сказала, что письмо написала я. Также я сообщила ему, что Цзюнь сейчас очень слаб, и его семья сильно переживает за него.

Начальник вернулся в свой кабинет, и выйдя оттуда, вручил мне «Уведомление об апелляции и посещении», в котором от тюремных властей требовалось решить мои проблемы и следовать «Положению об апелляции» при рассмотрении дела моего родственника. Он посоветовал мне, встретиться непосредственно с начальником тюрьмы.

Я пошла домой и написала письмо трём людям: начальнику тюрьмы, начальнику местной прокуратуры и тюремному прокурору. К каждому письму я приложила «Уведомление об апелляции и посещении» от начальника административного бюро тюрем и отправила их экспресс-доставкой.

Вскоре после этого мне позвонил Хуан, руководитель блока преобразования в тюрьме, и сказал, что мне надо просто поговорить с ним, а не обострять проблему наверху. Он настаивал на том, что никто не преследует Цзюня, и мне следует навестить его и убедиться в этом лично. Хуан был обязан заняться моим вопросом, так как от него требовалось написать отчёт в бюро.

Во время моего посещения Хуан положил руку Цзюню на плечо и сказал, что они хорошо ладят. Чтобы потом у Цзюня не было неприятностей, я не стала говорить о пытках, которые, как я знала, Цзюнь перенёс от его рук. Охранник, который следил за нашим разговором, часто разрывал телефонную связь, чтобы Цзюнь не рассказал о пытках.

Благодаря моим усилиям тюремные власти больше не отправляли прибывших практикующих в блок преобразования и не заключали в камеры-одиночки. В дальнейшем блок преобразования больше не использовался.

После освобождения Цзюнь рассказал мне, что тюремные власти были выбиты из колеи, когда получили моё письмо и «Уведомление об апелляции и посещении». Они пытались выяснить, кто сообщил правду о положении людей в одиночных камерах, и угрожали, что местный «Офис 610» обыщет мой дом и поместит меня в центр «промывания мозгов». Они также запретили Цзюню рассказывать о пытках, которым он подвергся в тюрьме, когда я его навещала. Тюремные власти перевели Цзюня из одиночной камеры в обычную камеру вместе с другими заключёнными.

Устранение помех

Когда я навестила Цзюня, он сказал, что городской «Офис 610» может забрать его при освобождении и отправить прямо в центр «промывания мозгов». Зная, что наш разговор прослушивается, я ответила, что готова сообщить о действиях «Офиса 610», но у меня не хватает доказательств. «У меня есть доказательства того, что в компании, где я работаю, "Офис 610"арестовал двух практикующих и вымогал у руководства компании 150 000 юаней. Когда тебя привезут в центр "промывания мозгов", узнай, что там происходит, какова, по их мнению, правовая основа проведения сеансов "промывания мозгов", откуда поступают деньги, и как они расходуются, кто в этом участвует, и какие пытки применяют к практикующим. Узнай имя того, кто с тобой разговаривает. После того, как ты получишь эту информацию, я сообщу об этом», – сказала я.

Когда я пришла в тюрьму в день запланированного освобождения Цзюня, я увидела, что появились трое полицейских из местного дорожного управления. На встречу с ними пришёл Хуан.

Я сказала Хуану: «Почему вы поместили Цзюня в одиночную камеру и превратили тюрьму в нелегальную организацию? Вы не освободили его из одиночной камеры, пока мне не помогло административное бюро провинции». Я позаботилась о том, чтобы меня услышали все. Хуан ничего не сказал, просто повернулся и ушёл.

Когда Цзюнь появился в воротах тюрьмы, я предупредила сопровождавших его охранников: «Хуан устроил в тюрьме место для пыток практикующих Фалунь Дафа, чтобы получить повышение по службе и денежное вознаграждение. Ему это не сойдёт с рук и чиновникам, отвечающим за тюрьму, тоже». Я сказала это, чтобы удержать охранников от пыток практикующих, которые находились в заключении.

У меня был ещё один способ разъяснить правду охранникам. Я знала, что они читают почту заключённых и задерживают её, когда считают это необходимым. Половина моих писем Цзюню была задержана. Поэтому, когда мне было отказано в посещениях, я писала Цзюню письма, в которых рассказывала о Фалунь Дафа, чтобы охранники узнали факты.

Время от времени Цзюню также удавалось передавать сообщения от него другим заключённым, в том числе списки людей, согласившихся выйти из компартии Китая.

Разъяснение правды начальнику полиции

После того, как Цзюня посадили в тюрьму, я использовала все возможные предлоги, чтобы встретиться с начальником Управления внутренней безопасности в местном полицейском участке. После знакомства я подробно рассказала ему о Фалунь Дафа и преследовании. Он сказал, что не верит в то, что компартия Китая когда-либо решит оправдать Фалунь Дафа. Я напомнила ему, что компартия уже неоднократно меняла свою политику, и активные участники часто, в конце концов, становились жертвами. Он засмеялся и сказал, что мне следует продолжать его просвещать.

Он объяснил, что не участвовал в преследовании Цзюня, а это была идея городского «Офиса 610». Я не хотела его обвинять и просто посоветовала ему прекратить то, что он делает. Он ответил, что не передал дело практикующего прокурору для предъявления обвинения. Он колебался, потому что знал, что преследование не имеет законных оснований. С тех пор я редко видела статьи на сайте Minghui.org о том, как сотрудники его полицейского участка арестовывают практикующих Фалунь Дафа.

Городское отделение полиции приказало полицейским фотографировать местных практикующих каждые три месяца. Я отказалась фотографироваться. В наш местный отдел полиции пришёл капитан районного управления внутренней безопасности. Мне позвонил начальник и попросил приехать в отделение. Прежде чем пойти в полицейский участок, я отправила праведные мысли, чтобы устранить любые помехи.

Капитан и начальник разговаривали со мной в помещении, охраняемом сотрудниками полиции. Капитан обвинил меня в том, что мне есть что скрывать, раз я отказалась фотографироваться. Я спросила его о правовых основаниях для регулярного фотографирования практикующих, но он не ответил. Я объяснила, что он получал и выполнял приказы, не зная, что хорошо, а что плохо. Я сказала, что центральный «Офис 610» был ликвидирован, и те, кто преследовал практикующих, включая высокопоставленных чиновников, рано или поздно будут привлечены к ответственности. Капитан дал мне понять, чтобы я рассказала ему больше. Вопрос о фотографировании он больше не поднимал, и с тех пор меня никто не пытался сфотографировать.

В прошлом году, перед ежегодным мартовским съездом компартии Китая, в мою дверь громко постучали трое, утверждавшие, что они входят в жилищный комитет. Я не хотела открывать дверь и сказала им, что сообщу их начальнику, что они беспокоят жильцов. Они не ушли и сказали, что представляют геодезическое агентство.

Я позвонила капитану районного управления внутренней безопасности, номер которого когда-то нашла на сайте Minghui.org и сохранила у себя. Я сказала ему, что местные власти послали каких-то людей, те колотят в мою дверь, без объяснений требуя открыть, и он должен остановить этих людей от преследования нас.

Он был вежлив со мной, спросил, как зовут местного полицейского, ответственного за это. Позже мне позвонил офицер полиции и сказал, что капитан велел выяснить, кто стучал в мою дверь. Офицер сказал, что это были сотрудники жилищного комитета, и заявил, что они просто хотели вручить мне подарок. После случившегося никто из этого офиса не беспокоил меня.