(Minghui.org) Недавно у меня был долгий разговор с четырьмя полицейскими и чиновниками в помещении кафе. Это оказалось хорошей возможностью для меня помочь им понять правду, а для них – лично познакомиться с практикующей Фалуньгун.

Преследователи, приехавшие за тысячи километров

Однажды мне позвонил отец и сказал, что к ним с матерью приехали пятеро полицейских и чиновников. Эти представители власти хотели видеть меня, но я сейчас работаю в другом городе и не живу дома. Однако отец согласился устроить им встречу со мной через пару дней.

Я наотрез отказалась с ними встречаться. Однако отец не принял моего отказа, объяснив это тем, что чиновники проехали тысячи километров, чтобы увидеться со мной. Он даже попросил мою сестру подвезти его и маму ко мне на ночь, чтобы у него была возможность уговорить меня.

На следующий день сердце моё было неспокойно, чувство тревоги овладело мною. Меня только что освободили из тюрьмы, где я отбывала срок за приверженность Фалуньгун. В день моего освобождения группа людей хотела забрать меня из тюрьмы, чтобы «побеседовать» со мной. Эти люди были вынуждены уйти, так как мои близкие оказали им сопротивление, но впоследствии они часто звонили моим родителям, что вызывало у тех сильный психологический стресс. Я помнила, что отец был подавленным после каждого такого звонка, и в нашем доме царила мрачная атмосфера.

Я знала, что мой страх не решит проблему, и, поскольку у меня не было выбора, решила встретиться с представителями власти лицом к лицу. Я знала, что всё в руках Учителя.

Итак, как и было обещано, мы с отцом отправились в кафе, чтобы там встретиться с четырьмя чиновниками. На протяжении всего нашего общения атмосфера оставалась относительно спокойной.

Хотя они действительно пытались убедить меня отказаться от Фалуньгун, я смогла взять на себя инициативу в трёхчасовой беседе и подробно разъяснила им правду о причинах преследования Фалуньгун.

Краткое изложение разговора

Я хотела бы поделиться некоторыми выдержками из нашего разговора, в основном между их руководителем Чэнем и мной.

Вскоре после обмена приветствиями один из них спросил меня: «Мы ведь вам не враги, не так ли?» Я ответила с улыбкой: «Как вы можете быть моими врагами? У меня нет врагов. Поскольку вы здесь, вы мои друзья». Я действительно не считала их врагами и была с ними дружелюбна и приветлива на протяжении всего разговора.

Представители власти заявили, что причиной их прихода была статья, в которой подробно описывалось преследование, которому подвергали меня. Недавно эта статья была опубликована на веб-сайте за пределами Китая, и они хотели проверить, не я ли написала эту статью. Я сказала им, что даже не знала об этом веб-сайте, не говоря уже о том, чтобы отправить туда статью.

Потом они попросили меня написать гарантийное обязательство, касающееся трёх аспектов:

«Во-первых, подтвердите, что вы не писали эту статью и никогда не выходили на этот сайт. Это также гарантирует, что вы не будете посещать этот веб-сайт в будущем или публиковать на нём какие-либо свои статьи. Во-вторых, подтвердите, что вы не участвуете ни в чём, связанном с Фалуньгун…»

Я остановила их: «Даже тюремный срок не мог заставить меня отказаться от своих убеждений, поэтому заставить меня выполнить вторую вашу просьбу невозможно. Я не буду выполнять и вашу первую просьбу, так как не сделала ничего плохого».

Несмотря на мой твёрдый отказ, они ещё неоднократно просили меня написать гарантийное заявление. Я поняла, что это и было главной целью их поездки.

Поскольку мы по этому вопросу не двигались с места, я передала им два своих требования: во-первых, я требую, чтобы районный суд и городской суд промежуточной инстанции отменили мой приговор и оправдали меня. Во-вторых, я требую компенсации. Я попросила их передать эти два моих требования их начальству.

Когда они упомянули инцидент с самосожжением на площади Тяньаньмэнь, я сказала им, что это инсценировка. Чэнь рассмеялся. Я не могла поверить, что спустя столько лет кто-то, пусть даже из представителей власти, не знал правды об этом.

Я объяснила, что Организация по развитию международного образования, неправительственная организация при Организации Объединённых Наций, публично указала в присутствии китайской делегации, что самосожжение на площади Тяньаньмэнь было мистификацией, организованной Коммунистической партией Китая, и делегация Китая не опровергла это обвинение.

Я также привела в пример то, что у Ван Цзиньдуна, одного из предполагаемых самосожженцев, была дотла сожжена зимняя одежда, но пластиковая бутылка из-под спрайта, которая стояла между его ногами, осталась цела. Его волосы и брови также остались нетронутыми.

Чэнь нахмурился, но ничего не сказал в ответ. Затем они сменили тему разговора.

Они спросили меня, почему я так упорно практикую Фалуньгун. Я сказала, что Фалуньгун – это очень хорошая практика, и я получаю от этого пользу. Описала, как моё здоровье и характер улучшились после того, как я начала практиковать, и подчеркнула, что ни разу не присвоила ни копейки за те годы, когда управляла активами компании на сотни миллионов долларов.

Представители власти согласились с тем, что я хороший человек, но потом сказали, что это не имеет ничего общего с Фалуньгун, так как многие другие люди тоже хорошие, такие, например, как мои родители и они сами.

Я сказала им: «Я знаю, что вы все очень добрые и можете хорошо вести себя. Но я смогла стать хорошей только потому, что практиковала Фалуньгун. Для меня было бы невозможно сохранять настойчивость в течение десятилетий, не имея таких духовных убеждений».

Они подчеркнули, что практика Фалуньгун теперь незаконна, и попросили меня прекратить этим заниматься. Я объяснила им: «В Китае нет закона, запрещающего людям практиковать Фалуньгун, и Фалуньгун всегда был законным в Китае. Многие адвокаты в Китае защищали практикующих Фалуньгун в течение последнего десятилетия, например, тот известный адвокат в нашей провинции, который защищает практикующих Фалуньгун с 2015 года».

Чэнь спросил: «Он выиграл хотя бы одно дело?»

Я сказала «нет», но тут же добавила: «Но это не значит, что завтра этого не произойдёт! Я очень верю в него».

Они промолчали.

Я сказала им, что после освобождения из тюрьмы меня постоянно преследуют. Уже на следующий день после того, как я вернулась домой, сотрудники местного жилищного комитета пришли ко мне и сняли меня на видео. Потом меня остановили на вокзале, когда я возвращалась в родной город, и без всякой причины обыскали мой багаж.

Я попросила представителей власти не звонить моему отцу, так как эти разговоры очень тревожили его. Они отметили: «Мы всегда вежливы и дружелюбны с ним. Вы можете сами спросить у него».

«Да, он сказал, что вы вежливо с ним разговаривали, – сказала я. – Но он знает о цели ваших телефонных звонков, и этого достаточно, чтобы вывести его из себя. Он слишком стар, чтобы выдерживать такое давление».

Когда мы говорили о личной жизни, они спросили, почему я, такая красивая женщина, одинока. Я ответила, что не хочу иметь рядом человека, которому пришлось бы жить в страхе за меня.

Они были удивлены и переглянулись. Один из них сказал: «А она умная». Я ответила: «Я точно знаю, каким жестоким является преследование Фалуньгун в Китае. Сама я выбрала этот нелёгкий путь, но зачем мне заставлять другого человека беспокоиться обо мне?»

Перед уходом они сказали, что мы хорошо побеседовали и они хотели бы оставаться на связи. Я ответила, что всегда буду рада приветствовать их как друзей, но не как тех, кто обращается ко мне по поводу «работы».

«Я считаю, что мои родители хотели бы, чтобы я была высоконравственным человеком, – сказала я, – и поэтому я совершенствуюсь по Фалуньгун, так как получаю от этого пользу. Для примера предположим, что я ваш друг, и вы помогли мне, когда я попала в беду. Но однажды вас ложно обвинили, и все вокруг говорили, что вы сделали что-то нехорошее. В таком случае, вы хотели бы, чтобы я лгала о вас, чтобы спасти себя, как это делали все остальные, или чтобы я сказала правду?

Я думаю, вы хотели бы, чтобы я сказала правду, даже если бы я пострадала от последствий. Что касается меня, то чтобы вернуть вам долг дружбы, я должна была бы выступить вперёд и говорить правду. У нас в Китае есть поговорка: “За полученную каплю доброты ты должен вернуть родник”. Это основа человеческой морали».

В то время как я говорила, выражение лица Чэня неуловимо менялось. Было понятно, что он потрясён, чего я не ожидала. Затем он сказал мне: «Ты можешь идти».

Я была удивлена, услышав это, так как до этого уже несколько раз говорила им, что мне нужно спешить на работу, но они всё не отпускали меня.

Я сказала: «Ну хорошо! Тогда я ухожу».

Чэнь улыбнулся.

«У тебя в голосе нет решимости! – сказал он. – Заяви громко: Я ухожу! А затем выйди за дверь и иди не оглядываясь».

Я удивилась и сказала громче и твёрже: «Я ухожу!»

«Нет, это недостаточно твёрдо! Скажи так, как ты действительно это имеешь в виду!»

Я сказала более решительным тоном: «Я ухожу!»

«Очень хорошо», – сказал он удовлетворённо.

Он попросил своих подчинённых проводить меня до дверей кафе.

Заключение

Хотя я провела в тюрьме несколько лет, у меня нет ненависти к сотрудникам правоохранительных органов, которые меня туда отправили. Наоборот, мне их жаль.

Я помню полицейского Линя, который привёл ко мне домой дюжину человек, чтобы арестовать меня и провести обыск. Он и ещё один полицейский несли меня на руках вниз по лестнице из моего дома, а я кричала: «Фалунь Дафа несёт добро!»

Однако, мельком взглянув на его лицо, я увидела, что он дрожит и черты его лица искажены. В отделе полиции я сказала ему, что практиковать Фалуньгун законно и что теперь нет срока давности для государственных служащих, неправомерно ведущих дела.

В следующий раз он пришёл ко мне один. Рыдая, он сказал, что не хотел меня арестовывать и вынужден был это сделать против своей воли. Он назвал мне имя человека, отдавшего приказ. Он также сказал, что восхищается моим характером и хотел бы иметь такого друга как я, но боится, что его начальство узнает, что он дружит с практикующей Фалуньгун.

После того как меня выпустили из тюрьмы, я пошла к нему, чтобы забрать изъятые при обыске вещи. Он продолжал оправдывать свои действия и повторял, что это его начальник приказал ему арестовать меня.

Я поняла, что сотрудники правоохранительных органов, возможно, чувствуют себя несчастными потому, что им приходится преследовать хороших людей только для того, чтобы сохранить работу. Они находятся в самом плачевном положении, так как им предстоит расплачиваться за свои грехи в будущем.

Что касается того, почему Чэнь был потрясён, услышав то, что я сказала ему в последней части нашего разговора, то думаю, что слишком мало людей вокруг него заслуживают доверия. В конце концов, кому бы не понравилось быть окружённым людьми с хорошим характером?

Мой отец, присутствовавший при моём разговоре с Чэнем, после этой встречи изменил своё отношение ко мне. Он больше не ворчит и не мешает мне выполнять работу Дафа.