Часть 1

(Minghui.org) Нам, практикующим Дафа, действительно очень повезло, что мы подписали с Учителем Ли соглашение. В нём мы пообещали спуститься в этот мир и помогать Учителю во время Исправлении Законом вселенной, пробуждать совесть людей и выполнять свои обеты. Такая ценная возможность совершенствоваться по Дафа праведным путём выпадает только один раз в истории вселенной.

Пережить преследование

Поездка в Пекин для обращения к правительству

Один практикующий спросил меня в октябре 2000 года: «Ты осмелишься поехать в Пекин апеллировать к правительству?» Я ответил ему: «Дело не в том, осмелюсь я или нет. Я верю, что Учитель и Дафа праведные и ни в чём не виновны, поэтому я должен обратиться к правительству». Мы, несколько местных практикующих, запланировали нашу поездку в Пекин на конец ноября, хотя нам уже было известно, что приезжающих туда практикующих задерживают, арестовывают и подвергают пыткам.

Как только я принял решение ехать в Пекин, отец сказал: «Я слышал, что полиция арестовала много практикующих Фалуньгун в Пекине. Их избили и нанесли травмы». Я понял, что отец беспокоится обо мне.

Всё общество в то время было обмануто клеветой на Фалуньгун (или Фалунь Дафа). Все крупные китайские СМИ круглые сутки вещали пропаганду, очерняющую Фалуньгун. Люди, введённые в заблуждение этой ложью, стали враждебно относиться к практикующим Дафа.  Накал ненависти и предрассудков в обществе обескураживал. Даже наши родственники не понимали нас и оказывали давление, чтобы мы отказались от своей веры. Мы ощущали это давление отовсюду.

Однако никто из нас не отказался от поездки в Пекин и подачи апелляции в защиту нашего права практиковать Фалуньгун. В то время мы были всё ещё наивными и верили, что правительство поменяет своё мнение и прекратит преследование.

В ночь перед поездкой я сказал жене: «Я собираюсь в Пекин, чтобы подать апелляцию правительству. Хочешь поехать с нами? Ты сама должна решить». Она сказала: «Я тоже хочу поехать. Таков мой выбор». Никто из нас не знал, вернёмся ли мы домой. Мы уезжали, оставив двух маленьких детей и моего пожилого отца, которому не могли сказать об этом, иначе бы мы не смогли поехать.

В 9 часов вечера мы уложили дочерей, и после того, как они заснули, долго стояли у их кроваток не в силах оторвать глаз от их невинных лиц. Моё сердце разрывалось на части; мысль, что мы, возможно, никогда их больше не увидим, убивала меня.

Но Учитель и Фа подверглись клевете, и как практикующий Дафа, я не мог просто сидеть и ничего не делать. Я знал, что дети будут гордиться нами и нашим выбором, когда вырастут. По крайней мере, они будут знать, что их отец не был неблагодарным и трусливым человеком.

Мы ушли из дома в полночь и заранее пришли на место встречи. Через некоторое время пришли остальные. Пожилой практикующий, который не мог поехать с нами, пришёл попрощаться. Он сказал: «Вы, действительно, великолепные. То, что вы делаете – замечательно». Мы все, втиснувшись в одну машину, поехали к железнодорожному вокзалу, где сели на поезд до Пекина. Под защитой Учителя мы приехали в Пекин, как и планировалось.

Обращение на площади Тяньаньмэнь

Когда мы приехали на Тяньаньмэнь, было около пяти-шести утра. Около флагштока собралась большая толпа, ожидающая церемонии поднятия флага. Как нам позднее сказали, там было множество полицейских, одетых в штатское.

Я посмотрел вокруг и подумал: «Здесь под флагом удачное место. Людям будет хорошо меня слышно». Я подошёл к флагштоку и попытался пробраться вперёд, но толпа не пропустила меня. Столб с флагом был огорожен, чтобы люди не подходили слишком близко, внутри ограждения стоял вооружённый солдат. Солдаты в форме также стояли вокруг флагштока.

Я сказал солдату, стоящему рядом со мной: «Мне показалось, что люди говорят о Фалуньгун». Он быстро оглянулся: «Где?» Я показал жестом идти за мной: «Пойдёмте». Пока я маневрировал в толпе, солдат следовал за мной и кричал людям: «Разойдитесь! Разойдитесь!» Люди отходили в сторону, пропуская нас вперёд. Я перелез через верёвку, встал на основание флагштока и закричал так громко, как только мог: «Фалунь Дафа несёт добро!»

Через несколько секунд меня столкнули на землю солдат, стоящий сзади и пара людей в штатском. Прижатый к земле, в наручниках, я услышал голоса, раздающиеся со всех сторон: «Фалунь Дафа несёт добро! Восстановить репутацию Учителя». Эти праведные голоса звенели в воздухе над площадью Тяньаньмэнь. Сделав то, зачем приехал, я чувствовал в душе радость и облегчение.

Полицейские машины съезжались к этому месту с включёнными сиренами. Полицейские выскочили из машин и стали арестовывать людей. Они избивали практикующих дубинками и вырывали из их рук плакаты, на которых было написано: «Фалунь Дафа несёт добро. Истина-Доброта-Терпение – праведные принципы. Восстановите репутацию Учителя». Полицейские пинали, избивали и оскорбляли тех, кто сопротивлялся и не хотел опускать плакаты. Средь бела дня правоохранительные органы нашего государства вели себя как группа бандитов.

Арест и воссоединение с женой

Меня затолкали в полицейскую машину, которая была уже заполнена арестованными практикующими. Именно тогда я осознал, что меня отделили от жены и группы, с которой мы приехали.

Меня отвезли в близлежащий полицейский участок. Все камеры участка были заполнены практикующими, которые вышли на площадь Тяньаньмэнь. Они приехали со всего Китая: мужчины и женщины, старые и молодые, представители всех слоёв общества. Хотя я никогда не встречал их раньше, мне казалось, что я их всех знаю, и они мне очень дороги.

Практикующий, мой ровесник, мне в то время был 31 год, сказал всем, находящимся в той камере: «Мы не должны оставаться здесь. Мы должны уйти». Сказав это, он встал и выбежал из камеры. Возможно, это был намёк от Учителя, что мне нужно следовать за ним, но в то время я не понял этого и остался стоять. Теперь я понимаю, что мог бы убежать, если бы попытался, поскольку у полиции на всех не хватало рук.

Полицейские затолкали нас в машину примерно в 11 утра и отвезли в тюрьму Шицзиншань. Выйдя из машины, я вместе с другими практикующими направился к входу в здание тюрьмы. За нами шли полицейские. Держа в руках свой багаж, я шёл первым. Около входа стоял отряд охранников. Я подошёл к ним, кивнул и сказал: «Здравствуйте».

Охранники не ожидали, что я поздороваюсь с ними. Они стояли, не двигаясь, но ответили: «Здравствуйте». Они находились на расстоянии двух метров друг от друга. Остальные практикующие последовали моему примеру и тоже получили от охранников приветствие в ответ. Я чувствовал себя не арестованным, а сопровождаемым полицией, одним из группы высокопоставленных чиновников, которые приехали с проверкой.

Как только мы вошли внутрь, охранники обыскали нас и забрали все наши личные вещи. Один высокий полицейский, около 190 сантиметров ростом, отвёл меня в кабинет для допроса. Я мало что помню из нашего разговора, поскольку он был очень долгий, но смутно вспоминаю, что меня спрашивали, откуда я приехал, почему приехал в Пекин, и сколько со мной приехало людей. Я не ответил ни на один его вопрос. Он схватил меня и потащил вверх по лестнице в другой кабинет. Там он перевёл дыхание и показав на десяток фотографий, лежащих на столе, спросил: Ты знаешь их?»

Я увидел фотографию жены. На её щеке было чёрное пятно. Волнуясь, что её, возможно, избили, я спросил: «Ребята, вы били её?» Полицейский засмеялся: «Ты знаешь её?» Я сказал ему, что это моя жена. Он ответил: «Нет, её не били. Ты сможешь её увидеть, но ты сначала должен мне сказать своё имя и адрес». Я согласился назвать свои данные, и меня отправили к жене. Это было такое облегчение, увидеть, что с женой всё в порядке.

Перевод в тюрьму Шицзиншань

Примерно в полдень нас разлучили и отправили в разные камеры. Я подумал: «Я никогда не мог представить себе, что меня арестуют и посадят в камеру за то, что я стараюсь быть хорошим человеком. Что это за мир такой?» Я вошёл в мужскую камеру и увидел, что на полу, на деревянных досках спят около восьми человек. В левой части камеры за низкой бетонной стеной виднелись водопроводная труба и писсуар.

Я сел около двери, и охранники принесли мне тёмный кукурузный хлеб и миску с овощами. Еда выглядела не очень аппетитно, но не зная, что меня ждёт впереди, я решил поесть, пока есть возможность.

Поев, я привалился к стене и закрыл глаза. Я устал и думал о том, что раньше никогда не уезжал из деревни, а эта поездка привела меня именно в эту камеру и именно в это время. Мои мысли были чисты в тот момент, я был спокоен и совсем не напуган. Я просто знал, что должен был сделать то, что сделал.

Внезапно из громкоговорителя на стене раздалась громкая музыка и разбудила людей, спавших на полу. Они встали и выстроились в ряд. Я не понимал, что они делают. Один из них уставился на меня и приказал снять одежду и принять душ. Я не видел никакого душа и даже раковины, поэтому спросил, где я должен принимать душ и как. «Иди в туалет, но не намочи пол. Там есть пластиковый таз, налей в него холодной воды из крана».

Я подумал: «Я практикующий Дафа, я не боюсь ничего. Что может сделать со мной холодный душ. Без проблем». Я снял одежду, налил в таз холодной воды и вылил её себе на голову. Я не ощутил холода и почувствовал себя великолепно. Потом я узнал, что это была традиция камеры. Холодный душ предназначен для того, чтобы новичок почувствовал себя не комфортно; таким образом сокамерники подчиняли его себе.

Я оделся и сел на пол. Парень, который сказал мне принять душ, теперь был более дружелюбен. Все парни хором сказали: «Ого!» Они уже видели многих арестованных практикующих Фалуньгун.

Они спросили меня, что такое Фалуньгун. Я рассказал им: «Фалуньгун учит людей быть хорошими и наставляет их следовать принципам Истина-Доброта-Терпение. Мы повышаем Синьсин и совершенствуем в себе милосердие. Это Закон Будды высокого уровня.

Один из обитателей камеры встал, подошёл ко мне поближе, грозно глянул на меня и сказал: «Двигайся, новичок! Иди, сядь в угол. До тебя не дошла очередь говорить». Я спокойно посмотрел на него и не двинулся с места. Тот, который сказал мне принять душ, засмеялся и сказал: «С ним это не работает». Парень смутился и отошёл.

Возвращение в родной город

Охранник вызвал меня около пяти вечера. Снаружи ко мне присоединилась группа практикующих из моего города, включая мою жену и ещё нескольких человек из нашего округа. Я был счастлив с ними увидеться.

Охранник отвёл нас к выходу, где нас ожидали несколько полицейских в штатском. Сев в полицейскую машину, мы узнали, что в Пекине есть отдел связи, принадлежащий нашему округу. Он создан специально для арестов и задержаний практикующих Фалуньгун, проживающих в нашем округе, которые приезжают на площадь Тяньаньмэнь для подачи апелляций. Полицейские собрались отвезти нас в этот отдел связи, прежде чем нас отправят домой.

Как только мы прибыли в отдел связи, нас стали по-отдельности допрашивать. Это было больше похоже на ограбление, чем на допрос: все мои документы и наличные деньги изъяли без расписки. Казалось эти парни так делают постоянно и прекрасно понимают, что делают. Возможно, таким образом они заработали себе небольшое состояние. Потом нас разделили и посадили в две маленькие камеры.

Нас с женой и ещё двумя женщинами-практикующими посадили в одну комнату. Нас пристегнули наручниками друг к другу парами, нам не давали еды, всю ночь нам пришлось сидеть на стуле. Наручники сжимались вокруг руки практикующей каждый раз, когда она задевала ими за стул, они врезались в её запястье, отчего руки отекли. Когда мы попросили охранников ослабить наручники, они ответили отказом: «Это для того, чтобы вы, страдали. Это вам за то, что создаёте проблемы».

Когда я был ребёнком, я верил, что «полицейские являются хорошими людьми», которые ловят «плохих людей» и им можно доверять, поскольку они «помогают хорошим людям». Но опыт, полученный мной в Пекине, убедил меня в обратном. Я увидел собственными глазами, что полицейские избивают невинных граждан, включая пожилых людей и детей. Охранники в отделе связи грабят людей, отнимая у них деньги и личные вещи.

Они относятся к практикующим Дафа, как к преступникам и не имеют понятия о правах человека. Всё, что я с тех пор встречал на этом пути, пробуждало меня и я, в конечном счёте, разочаровался в КПК.

Позднее нас отвезли обратно в наш город и продержали в местном центре заключения более трёх месяцев. Туда же были помещены многие другие местные практикующие. Моё понимание принципов Фа было очень поверхностным в то время, и я не очень ясно понимал, как противостоять преследованию. Всё, что у меня было – это непоколебимая вера в Фа и Учителя.

В центре заключения

Сотрудники местного отделения полиции стали допрашивать нас, как только мы прибыли. Посредине комнаты для допросов стоял стол, с одной стороны стола стояли два обычных стула, а с другой стороны один металлический стул, на который мне приказали сесть. Потом полицейские с помощью металлического стержня, выдвинутого из моего стула, прикрепили меня к нему. Я сидел и спокойно смотрел на них.

Отправляясь из дома в Пекин, я оставил мысль о жизни и смерти. Я более не был пристрастен ни к чему и ни к кому в этом суетном мире. Ничто из того, что говорили или делали полицейские, не могло меня поколебать. Я не помню точно, что они спрашивали во время тех допросов, поскольку прошло почти 20 лет, возможно, всё то же, что обычно спрашивают – кто организовал поездку, почему мы поехали в Пекин.

Я ответил им, что это была моя собственная идея. Я говорил им, что Дафа научил меня, как быть хорошим человеком, законопослушным гражданином, и как принести пользу обществу. Рассказал им то, чему научился из Фа: как гармонизировать отношения с соседями и родственниками, как во время конфликта всегда искать в себе.

В качестве примера я рассказал, что осенью по собственному желанию поделился зерном с правительством: «Разве общество не стало бы стабильным и гармоничным, если бы все практиковали Фалунь Дафа? Я не понимаю, почему правительство называет такую хорошую практику культом». Я сказал им, что отправляясь в Пекин, хотел донести до лидеров центрального правительства, что Фалунь Дафа – это действительно праведный Фа, который учит людей быть хорошими.

Полицейские что-то записывали в свои записные книжки, когда я говорил. Через несколько дней мне сообщили, что начат судебный процесс, и меня приговорят, скорее всего, к принудительному труду в исправительно-трудовом лагере.

Я спокойно сказал полицейскому: «Это не вам решать». Он с любопытством спросил: «А кому?» Я ответил: «Я говорю вам, что всё решает Учитель». В тот момент я твёрдо верил в Учителя и Фа. Полицейский усмехнулся: «Скоро мы выясним, кто тут начальник».

В трудных условиях центра заключения многим казалось, что время идёт медленно, а мне казалось, что время летит. У меня была теперь возможность ежедневно цитировать Фа, не отвлекаясь ни на что, не так как дома, где мне приходилось работать и заботиться о семье. Фа дал мне ясное мышление и спокойное сердце.

Только несколько раз, во время ночных дежурств, я глядя сквозь окошко размером в шесть квадратных сантиметров на звёздное небо, думал о своём пожилом отце и любимых мной дочерях. Я знал, однако, что как бы тяжело им не было, это, в конце концов, принесёт им благословение.

Площадь Тяньаньмэнь и инцидент «самосожжения»

В начале 2001 года, вечером, накануне китайского Нового года полицейские собрали всех заключённых во дворе и включили телевизор, где показали передачу, потрясшую весь мир – это была инсценировка «самосожжения» на площади Тяньаньмэнь, сфабрикованная коммунистическим режимом.

Посмотрев передачу, я сказал охраннику: «Это фальшивка». Он спросил: «Откуда ты знаешь?» Я объяснил: «Во-первых, Учитель говорит нам, что совершение самоубийства – это преступление. Во-вторых, я был недавно арестован на площади Тяньаньмэнь. Там повсюду полицейские, солдаты, сотрудники силовых органов, одетые в штатское. А ведь я там был даже не в канун китайского Нового года, я могу себе представить, насколько усилена охрана в праздники. Как все эти полицейские позволили кому-то не спеша облить себя бензином и поджечь. Как такое возможно? Это просто абсурд». Охранник ничего не сказал.

Как-то раз, ни с того ни с сего, меня посадили в полицейскую машину и отвезли в полицейский участок на допрос. Там мне задали общие вопросы, а потом надели наручники и прикрепили к металлической балке на весь день. Днём наручники были только на одной руке, а ночью обе руки подняли над головой и прикрепили к изголовью кровати.

Это продолжалось семь дней, охранники следили за мной круглые сутки. У начальника полицейского отделения был скверный характер, он постоянно кричал на подчинённых. Под защитой Учителя меня не оскорбляли и не били. Однако начальник неуважительно высказывался в адрес Учителя и за это получил возмездие – он погиб в автомобильной аварии вскоре после того, как меня освободили.

Через неделю меня вернули в центр заключения. Там всё оставшееся время было сравнительно спокойно. Заключённым ежедневно позволялось выходить на улицу на площадку в три квадратных метра прилегающую к камерам. Эта небольшая площадка ведёт к металлическим воротам, верхняя часть которых обрамлена сеткой, сваренной из стальных прутьев.

Практикующие из разных камер записывали лекции Учителя на листах бумаги, затем аккуратно складывали их и заворачивали в другую бумагу, чтобы они выглядели как комочки бумаги. Когда мы выходили утром на улицу, они перебрасывали бумажные шарики через сетку над воротами.

Так мы передавали новые каноны друг другу. Женщины-практикующие, заключённые там, много делали для подтверждения Фа. Они выполняли упражнения группой. Охранники выволакивали их из камер и били по ногам дубинками, но они никогда не сдавались.

Мой старший брат благодаря своим связям договорился, чтобы через три месяца меня выпустили под залог в 10 000 юаней. Мой отец не был расстроен, но попросил, чтобы я больше так не делал. Жену отпустили на месяц позже после того, как мы заплатили ещё 10 000 юаней. Полиция не выдала нам никакой квитанции об уплате этих денег, и я уверен, что они пошли на чей-то личный счёт в банке.

(Продолжение следует)