Рассказ практикующей о заключении в исправительно-трудовом лагере Пекина

(Minghui.org) Ниже следует описание пережитых страданий практикующей Фалуньгун, которая дважды с интервалом в 10 лет была заключена в женский исправительно-трудовой лагерь Пекина за отказ отречься от своей веры. Её воспоминания отражают широкое применение коммунистическим режимом пыток и систему «промывания мозгов».

В 2013 году систему исправительно-трудовых лагерей отменили, но преследование Фалуньгун всё ещё продолжается.

Начало

В апреле 1996 года я прочитала статью о Фалуньгун и купила книгу «Чжуань Фалунь». Прочитав её, я почувствовала, что она необыкновенная. Всякий раз, сталкиваясь с проблемами, я всегда вспоминала о принципах «Истина, Доброта, Терпение», о которых говорится в «Чжуань Фалунь». Это помогло мне понять связь причины и следствия и то, как относиться к потерям и приобретениям в жизни. В 1998 году я забеременела и тогда же начала практиковать Фалуньгун. В то время я находилась дома, поскольку у меня болел живот, и иногда появлялось кровотечение. Каждое утро я вставала рано и шла в небольшой сад микрорайона, где мы с другими практикующими Фалуньгун выполняли упражнения. Я чувствовала лёгкость в теле, и моё здоровье стало улучшаться. В последний день беременности я также выполнила там все пять комплексов упражнений. Затем я поехала в больницу и во второй половине дня родила здоровую девочку. Я была убеждена в том, что практика Фалуньгун полезна для физического здоровья и уравновешенного психологического состояния.

После мирной акции протеста, проходившей 25 апреля 1999 года, ситуация стала напряжённой. Когда мы выходили на улицу для выполнения упражнений Фалуньгун с 5 до 7 часов утра, полицейские стояли и смотрели на нас. Они также следили за домом, где мы по вечерам изучали книги Фалуньгун. 19 и 20 июля 1999 года мы пришли к Государственному апелляционному бюро на улице Фую, чтобы обратиться к правительству с просьбой дать нам возможность свободно практиковать Фалуньгун. Там нас задержали и развезли по отдалённым районам Пекина. Полицейские записали наши имена, возраст, профессии, адреса, номера телефонов и прочее. С 20 июля 1999 года Фалуньгун в Китае запретили.

В компании, где я работала, руководители редакционного отдела и отдела кадров требовали, чтобы я отказалась от Фалуньгун. Мне приказали написать гарантийное заявление с отказом от практики. Моей дочери тогда было только 7 месяцев, поэтому я продлила декретный отпуск без сохранения заработной платы, чтобы избежать такого давления. Я практиковала Фалуньгун дома и ухаживала за ребёнком.

Первое заключение в исправительно-трудовом лагере

В 2001 году меня отправили в исправительно-трудовой лагерь Пекина сроком на полтора года за то, что я вышла на площадь Тяньаньмэнь с плакатом «Истина, Доброта, Терпение». Сначала меня доставили в центр заключения района Сюаньу, где я находилась два месяца, затем в распределитель, и через три месяца я попала в женский исправительно-трудовой лагерь Пекина.

В центре заключения Сюаньу меня много раз в месяц подвергали принудительному кормлению через нос. Ответственный за пытку использовал при этом солёный жидкий суп, соевую муку, разведённую холодной или горячей водой, а также ещё какую-то жидкость. На меня надевали наручники и крепко держали, в то время как несколько человек помогали человеку в белом халате, который не выглядел как профессиональный врач. Меня пытали, чтобы получить мои личные данные. Поскольку я ничего не сказала о себе, даже не назвала своего имени, полицейские не могли отправить меня в исправительно-трудовой лагерь. Меня условно называли Б5. В конце концов врачу удалось выяснить информацию обманным путём. Если люди говорили, что больше не будут практиковать Фалуньгун, их отпускали.

Меня перевели в распределитель, откуда людей направляли в различные исправительно-трудовые лагеря по всей стране. Это место было адом. Его предназначение – запугать людей. После того как мы вошли через огромную чёрную дверь во двор, полицейские с дубинками в руках заставили всех присесть и положить руки на голову. Там же женщина-полицейский приказала мне написать гарантийное заявление с обещанием не практиковать Фалуньгун и не учить других практике. Я отказалась.

Мы ждали во дворе проверки. У каждой из нас перед присвоением номера остригли волосы. Для регистрации нам велели раздеться, после чего нашу одежду унесли. Обнажённой я сидела целый день на корточках лицом к стене. Мне было холодно и стыдно. По утрам нам давали только две минуты, чтобы умыться, почистить зубы и сходить в туалет. Чтобы получить пищу, каждая должна была, держа свою миску, сказать: «Здравствуйте, начальник» и «Спасибо, начальник».

После утреннего подъёма нас заставляли упаковывать в бумагу палочки для еды или укладывать их в узкий полиэтиленовый пакет. Всё это происходило в тёмной и грязной комнате. Мы должны были сидеть, наклонив голову вниз, и, таким образом, видели только обувь охранников. Я думаю, они боялись того, что мы когда-нибудь сможем вспомнить их лица.

Впоследствии нас доставили в женский исправительно-трудовой лагерь Пекина. Там основной задачей охранников было любым способом «преобразовать» практикующих Фалуньгун. Меня заставили сидеть на пластиковом стуле. В это время меня круглосуточно окружали люди, требуя, чтобы я отказалась от своей веры. В сутки я спала только три часа, поэтому была уставшей и сонной. Я могла немного вздремнуть, когда стояла, или в то время, когда они разговаривали. Одна пожилая практикующая сказала, что чувствует себя овцой в волчьей стае. Другой практикующей не давали спать в течение девяти дней. В то время, когда она была в бессознательном состоянии, её «преобразовали». Ещё одну практикующую заставили на одежде и на нижнем белье писать слова, оскорбляющие Фалуньгун и его основоположника.

Каждая из нас должна была в день упаковать пять тысяч пар палочек для еды и приготовить пять килограммов рыбной наживки. Женщинам трудно было носить по двору на плече тяжёлый мешок с палочками или подниматься на четвёртый этаж. Если кто-то ронял мешок или останавливался передохнуть, то её ругали. Вся бригада из ста человек, кроме двух-трёх женщин, состояла из практикующих Фалуньгун.

К концу 2001 года я узнала, что компания, где я работала более 15 лет, меня уволила. Однажды мне, наконец, разрешили написать письмо домой, и я написала о жизни в исправительно-трудовом лагере. Мне вернули это письмо, поскольку нам нельзя было описывать реальную ситуацию.

С тех пор как я покинула дом, моя дочь сильно страдала. Я никогда не думала, что меня оторвут от ребёнка только потому, что я практикую по принципам «Истина, Доброта, Терпение». Мы просто хотели иметь хорошее здоровье и быть хорошими людьми. Правительство и полиция не боролись с преступностью, а вместо этого объектом для гонения выбрали хороших людей.

Мне повезло больше, чем некоторым, которых подвергали серьёзным пыткам. Я видела чёрные от ушибов ноги молодой женщины, которую избили за то, что она выполняла упражнения Фалуньгун на площади Тяньаньмэнь. Я видела молодого человека, которого приковали за руки и ноги к кровати и поставили ему катетер. Он протестовал против жестокости голодовкой, длившейся более 100 дней. У его камеры круглосуточно дежурил вооружённый солдат.

После освобождения из исправительно-трудового лагеря меня пригласили зайти в жилищный комитет. Там мне велели записаться на приём в полицейский участок. В полиции меня снова пытались заставить отказаться от Фалуньгун. Через три недели я уехала из Пекина.

Второе заключение в исправительно-трудовом лагере

Через шесть лет я снова вернулась в Пекин, но уже в другой район. 1 июня 2011 года два сотрудника управления внутренних дел района Дунчэн, сотрудники полицейского участка Лунтаньху и начальник жилищного комитета Цзоаньмэнь обыскали мой дом. Они нашли несколько книг Фалуньгун, купленных десять лет назад, несколько листов с текстами песен Фалуньгун, закладки и DVD-диски. Они забрали все наши четыре компьютера, хотя два я не использовала, и арестовали меня.

Это был день защиты детей. Мы с дочерью собирались пойти в парк. Мы хотели пообедать и забрать медицинскую карту, которая ей нужна была при поступлении в среднюю школу. Я очень жалела, что мы не ушли из дома раньше. Через пять лет дочь рассказала мне, что ей было так тяжело, что она рыдала целый час. В том году ей исполнилось 12 лет.

Вечером того же дня меня доставили в центр заключения района Дунчэн, а в конце месяца перевели в центр заключения района Чунвэнь. В середине сентября меня отправили в женский исправительно-трудовой лагерь Пекина.

В центре заключения было всё иначе, чем десять лет назад. Вместо пластиковых вёдер, используемых в качестве туалетов, в каждой камере был свой туалет. Центры заключения расширились, и людей там стало больше, чем десять лет назад.

В центре заключения в районе Чунвэнь я видела много иностранцев. Они были из Филиппин, Вьетнама, Монголии и Узбекистана. Больше было филиппинцев, которым не разрешали общаться с родственниками и друзьями. Их пища была лучше, чем у китайских заключённых, поскольку им на обед и ужин давали тушёный картофель. Одна молодая девушка, которой было 18 лет, страдала запором. Я знала немного по-английски и иногда помогала им общаться с охранниками. Когда их доставляли в центр заключения, у многих не было денег, необходимой одежды, полотенец, зубных щёток, туалетной бумаги, гигиенических принадлежностей и так далее. Когда мы пели песню….… они плакали.

Вскоре я получила постановление с приговором на «трудовое перевоспитание». Я решила подать апелляцию, поскольку в документе были ложные факты о количестве изъятых у меня предметов (охранники увеличили их количество, чтобы мне дали более суровое наказание). Однако я не знала, как действовать. Я спросила, могу ли связаться со своим мужем, чтобы найти адвоката. После этого я получила второй документ, подтверждающий предварительный приговор, и меня отправили в исправительно-трудовой лагерь Пекина. Количество конфискованных вещей в том документе было указано ещё больше, чем в первом.

Здание исправительно-трудового лагеря в Пекине было светло-розового цвета, но внутри было мрачно. Когда охранники вели перекличку и называли имя и номер камеры, мы должны были отвечать: «Здесь!» Нам несколько раз не разрешали пользоваться туалетом. Практикующая, которая отказывалась отвечать на перекличке, в течение дня не могла посещать туалет.

Меня заставляли сидеть на маленьком пластиковом стуле, а другие заключённые контролировали меня. Это продолжалось с утра до ночи в течение почти трёх месяцев. Я спала только три или четыре часа в день и была очень измождённой. В камере не было часов, и никто не знал сколько времени. Постепенно мои ноги распухли, стали в два раза больше нормального размера и очень болели. Кожа на них была тонкая и прозрачная как воздушный шар. Я представляла, какие трудности при ходьбе испытывает пожилая женщина после того, как в течение длительного времени посидит на маленьком стуле без движения. Я знала молодую женщину, у которой из опухших ног сочился гной.

Для подавления воли людей использовались и другие средства. Я слышала, что на одну женщину ночью направляли очень яркий свет. Вокруг неё стояло три-четыре человека, которые шумели, чтобы не давать ей спать.

В помощь охранникам для моего «преобразования» были назначены заключённые. Одна из них наблюдала за каждым моим движением. Каждый день она записывала всё, что видела, затем передавала сведения охранникам (приём пищи, питьё воды, пользование туалетом, мои мысли, чувства и так далее). Она также старалась запугать меня. В холодные дни она открывала окно, чтобы заставить меня страдать.

На протяжении некоторого времени моими охранниками были три разных женщины. Это были люди с разными профессиональными навыками. Я помню, что одна изучала психологию, другая пенологию (наука о наказаниях в тюрьмах), третья – философию. Их задачей было найти слабые стороны людей и, пользуясь этим, «преобразовать» их. Большинство молодых образованных женщин-охранников пришли после 2002 года. Эта работа позволила им стать государственными служащими и получить постоянное место жительства в Пекине. Небольшая часть из них работала в течение многих лет и имела большой опыт. Каждая из этих охранниц была винтиком в огромной машине, которая не сможет остановиться, пока они не выйдут из неё.

После того как нас заставили отказаться от своей веры, мы вынуждены были запоминать и повторять правила, соответствующие официальной линии. Нас также заставляли работать на овощных полях все четыре сезона. Время от времени нам устраивали проверки, чтобы убедиться, насколько «промыты наши мозги». Охранники изменились по сравнению с теми, которые были десять лет назад, и вопросы, которые они теперь задавали, были очень сложными и содержали подводные камни. Нам организовывали множество мероприятий, чтобы занять наши мозги и время. Практикующим не позволяли разговаривать друг с другом. Не допускали даже зрительного контакта. В каждой небольшой комнате было по две камеры видеонаблюдения, поэтому охранники могли видеть и слышать всё. Охранники назначали в каждую комнату по два-три заключённых, чтобы они контролировали нас и сообщали о нас всё. Каждый месяц у нас устраивали обыски, во время которых перетряхивали наши одеяла и проверяли под кроватью. Нас раздевали и изучали каждый клочок бумаги.

Работа в полях была намного легче, чем другие работы. Мы пахали землю и удобряли её навозом. За месяц мы зарабатывали шесть юаней (меньше $1). У нас был большой урожай помидоров, огурцов, зелёных перцев, баклажанов, капусты, моркови, арахиса, картофеля и так далее. Большинство культур поставлялось охранникам, а то, что оставалось, шло в наш и в мужской исправительно-трудовой лагерь.

Нас наказывали по усмотрению охранников за что угодно. Однажды мы не сказали «здравствуйте, начальник» охраннику другого отряда и были наказаны тем, что больше тысячи раз кричали «здравствуйте, начальник» и три раза переписывали тюремные правила. Ночью заключённые должны были один за другим рассказывать тюремные правила, прежде чем им позволялось идти спать.

Однажды нас отказались кормить обедом и заставили стоять, объясняя это тем, что мы пели песню недостаточно громко. Охранники заставляли людей подчиняться им, придираясь по мелочам и используя многочисленные правила. Они вынуждали людей изменить свои убеждения, ограничивая даже незначительные крупицы их свободы и ухудшая их положение. Чтобы сохранить в исправительно-трудовом лагере верность своим принципам, требуется мужество и мудрость.

Меня освободили в июне 2013 года, раньше положенного срока, потому что в том году была отменена система исправительно-трудовых лагерей. Большинство из нас было отправлено домой, но я слышала, что некоторых практикующих перевели в центры «промывания мозгов».

После того как я вернулась домой, мне позвонили из полицейского участка Лунтаньху. Полицейский сказал, что он несёт за меня ответственность, и велел мне прийти в участок для разговора. Я сказала, что не пойду. Тогда он спросил, во сколько я буду дома, и сказал, что придёт ко мне сам.

Преследование практикующих Фалуньгун, членов их семей и их сторонников продолжается, несмотря на упразднение исправительно-трудовых лагерей. Люди должны делать больше для того, чтобы остановить это преследование.