Часть 1 см. здесь

(Minghui.org)  На протяжении истории Гималаи всегда были особым местом, где обитали многие люди, занимающиеся самосовершенствованием. Люди здесь живут простой, скромной жизнью, умеют хорошо петь и танцевать. Они также глубоко почитают Закон Будды. Почти тысячу лет назад здесь совершенствовался человек, которого звали Миларепа (Милэжиба). В то время как многочисленные Будды и Бодхисаттвы смогли достичь Просветления, только пройдя через многие жизни и бедствия, Миларепа сумел достичь Просветления за одну земную жизнь, добился таких же заслуг, как Будда, и впоследствии стал известен как основатель Белой секты тибетского буддизма.

_______________________________________________

Миларепа улыбнулся и сказал: «Хорошо, я расскажу вам».

[Далее следует рассказ Миларепы.]

Когда мне было 7 лет, отец тяжело заболел. Врачи не могли ему помочь. Гадалка также сказала, что у отца нет надежды на выздоровление. Родственники знали, что его болезнь неизлечима, да и сам отец осознавал, что находится на грани смерти. Он решил распределить наследство среди нас троих до своей смерти.

Отец попросил моих дядю, тетю, других родственников, а также соседей собраться у нас дома. При всех он зачитал завещание.

В завещании было ясно сказано, что всю собственность унаследует его старший сын.

Зачитав завещание, отец медленно произнёс: «У меня нет надежды на выздоровление. Мои сын и дочь ещё молоды, поэтому придётся обременить их дядю, тётю и других родственников заботой о них. Я не очень богат, но накопил немало имущества. У меня на ферме есть волы, овцы и лошади. Самый большой кусок моей земли – это Треугольник Орма. Есть ещё два таких маленьких, что не стоит и упоминать о них по отдельности. Внизу в конюшнях – волы, овцы и ослы. Наверху есть мебель, антиквариат из золота и серебра, а также ювелирные украшения, драгоценные камни и одежда из шёлка. Также есть амбары с зерном. В целом у меня достаточно богатства для самодостаточной жизни. После моей смерти, пожалуйста, часть средств используйте для похорон. Что касается остального богатства, надеюсь, что все здесь собравшиеся, особенно дядя и тётя, помогут матери позаботиться о двух детях. Когда Тхопага вырастет, и придёт время жениться, пожалуйста, примите обручённую с ним девушку Дзесе в нашу семью. Расходы на свадьбу должны соответствовать нашему социальному статусу. Затем моим богатством будет управлять Тхопага. Надеюсь, дядя и тётя позаботятся об этих двух детях и их матери. Пожалуйста, помогите этим троим, чтобы они не испытывали никаких страданий. Когда я умру, прослежу за этим оттуда».

Произнеся это, отец умер, оставив нас троих на этом свете.

Мы похоронили его и, посоветовавшись, решили, что богатством будет заведовать мать. Но мои дядя и тётя решительно сказали: «Вы близкие родственники, но мы ещё ближе. Мы никогда не оставим вас троих в нужде, поэтому возьмём управление богатством на себя, согласно завещанию». Брат моей матери и отец Дзесе привели много доводов в пользу того, почему об имуществе должна заботиться наша мать, но их не послушали. В результате моя собственность досталась дяде, а собственность моей сестры – тёте. Остальное имущество также было поровну распределено между ними.

Потом они сказали нам: «С этого момента мы будем хорошо о вас заботиться!»

Так всё наше богатство пропало.

С тех пор дядя заставлял нас работать в поле в жаркое лето, а тётя – прясть овечью шерсть морозной зимой. Мы питались едой, пригодной лишь для собак, и работали как скот. Мы носили лохмотья, подвязываясь верёвками из травы. Работали без перерыва с утра до вечера. Тяжёлым трудом мы сбили руки и ноги, а потрескавшаяся кожа кровоточила. Мы мёрзли, потому что не хватало одежды, и голодали, потому что не хватало еды. От нас остались серая кожа да кости. Я помню, как мои волосы раньше украшали золото, драгоценные камни и кольца, теперь же – лишь серо-чёрная верёвка. В итоге в моих взъерошенных волосах завелось столько вшей и гнид, что они стали образовывать гнёзда. Любой, увидевший нас, ругал дядю и тётю за их жестокость. Однако кожа у них была толстая, как у волов, и они не испытывали стыда и не обращали внимания на насмешки. Мама стала называть тётю не Кюнтса Палдрен, а – злым якшей и жестоким призраком. Название «жестокий призрак» потом распространилось по деревне. В то время сельчане часто говорили: «Как может в мире быть такая несправедливость: завладеть чужим имуществом и обращаться с прежними владельцами, как с собаками?!»

Когда отец был жив, некоторые люди – и бедняки, и богачи – приходили к нам в дом и льстили. Теперь же у тёти и дяди были деньги, они жили как дворяне, и эти люди с ними подружились. Некоторые даже плохо говорили о моей матери: «Поговорка гласит, что богатому мужу положена умелая жена. Так и есть! Видите, когда муж Ньянги Каргьен был жив, она была щедрой. А без него она стала такой скупой».

В Тибете есть поговорка: «Когда человека настигает несчастье, сплетни распространяются далеко и широко». По мере того как наша ситуация становилась всё хуже, люди потеряли к нам сочувствие. Ему на смену пришли презрение и сплетни.  

Родители Дзесе жалели меня и порой давали мне одежду или обувь. Ещё они с теплотой меня утешали: «Тхопага, знаешь, богатство не будет длиться вечно. Богатство приходит и уходит, как утренняя роса. Не грусти о своей бедности. Разве твой дед не начал всё с нуля? Когда вырастешь, сможешь заработать денег и скопить целое состояние!» 

Я был им очень благодарен.

У моей матери в качестве приданого была земля. Она носила некрасивое название, но это была хорошая земля, которая приносила приличный урожай. Мой старший дядя возделывал её и запасал зерно, отдавая нам процент от выручки. За много лет накопилась немалая сумма. Трудные дни приходили один за другим. Когда мне исполнилось 15 лет, мать продала половину этой земли. На деньги от продажи и проценты за аренду она купила много мяса, обжаренную высокогорную ячменную муку и ржаную водку, чтобы сварить вина. Действия матери удивили жителей деревни, и они начали гадать: «Неужели Ньянга Каргьен устроит пир и официально попросит вернуть её семье имущество?» Когда у матери и её брата всё было готово, в гостиной нашего дома с четырьмя колоннами и восемью крыльями они рядами выложили настилы и попросили дядю и тётю принять в гости родственников, друзей и соседей – особенно тех, которые присутствовали, когда наш отец на смертном одре зачитывал завещание. Мать поставила лучшие мясо и блюда перед дядей и тётей, а также предложила разнообразные блюда остальным гостям. Перед каждым также поставили большую чашу вина. Это был поистине большой пир.    

Мать сказала: «Обращаюсь ко всем. Сегодня я приготовила немного скудной еды и разбавленного вина, чтобы мы собрались все вместе для небольшой беседы».

Когда все сели, мать встала перед всеми и торжественно сказала: «Поскольку сегодня у моего сына день рождения, ему исполняется 15 лет, я хочу всем собравшимся сказать несколько слов. Когда мой муж Шераб Гьельцен перед смертью огласил свою волю, все – и старейшие, и дядя, и тётя – сидели здесь и ясно всё сышали. Сейчас я хочу, чтобы все сидящие здесь снова заслушали завещание».

Её брат встал и громко зачитал завещание. Никто из гостей не проронил ни слова.

Мать продолжила: «Тхопага теперь взрослый и может жениться. Согласно завещанию его отца Шераба Гьельцена, нам нужно устроить свадьбу согласно нашему социальному статусу. Согласно завещанию, Тхопага также должен наследовать собственность нашей семьи и взять на себя управление ею. Что касается завещания, которое мы только что зачитали, – изначально все слышали его непосредственно из уст Шераба Гьельцена, когда он умирал, и нужно было прочесть его повторно. Сегодня я прошу дядю и тётю вернуть собственность, которую они хранили для нас. Я также искренне благодарю дядю и тётю, а также всех вас за вашу заботу на протяжении всех этих лет».

«Эй! Разве у вас до сих пор есть собственность? – хором закричали дядя и тётя. – Где ваша собственность?»

Обычно дядя с тётей спорили по любому поводу. Но когда дело касалось чужой собственности, они были едины.

Они снова спросили: «Вы считаете, что у вас до сих пор есть собственность? Где же ваша собственность? Когда Шераб Гьельцен был молод, он заимствовал у нас много земли, золота, драгоценных камней, лошадей, быков и овец. После его смерти всё это, само собой, должно было вернуться нам. Что здесь ваше? У вас нет даже крохи золота, размером со звезду, мерцающую в ночном небе, нет и горсти пшеницы, ляна ячьего масла и ни одной старой овцы. Откуда взялась эта мечта? Кто написал вам такое завещание? Содержание тебя и твоих детей на протяжении стольких лет – это уже более чем достаточно! Есть поговорка, что некоторые отвечают злом на добро. По-моему, в ней речь идёт о таких бесполезных людях, как ты!»

Говорили они это с такой яростью, что переходили на рёв, и был даже слышен скрежет их зубов.

Они даже вскочили со своих мест, затопали ногами и закричали: «Вам всё понятно? Это наш дом. Убирайтесь отсюда!»

С этими словами они отхлестали мою мать кнутом, а меня и мою сестру Пету вышвырнули за рукава одежды.

Лежа на полу в полном отчаянии, мать кричала: «Шераб Гьельцен! Ты видишь? Ты сказал, что будешь присматривать за нами оттуда. Теперь ты видишь?!»

Мы с сестрой обняли мать и рыдали. Видя, что многие люди поддерживают дядю, старший брат матери вынужден был скрыть свой гнев и молчать. Некоторые гости вздыхали: «Бедная мать и дети!» Видя наше несчастье, они еле сдерживали слёзы, но им оставалось только тихо вздыхать. 

Дядя и тётя никак не могли угомониться и продолжали злобно, точно лающие собаки, ругать нас троих.  

Они заявили: «Вы хотите, чтобы мы вернули ваше богатство? Да, оно ваше, но мы просто не желаем его возвращать! Как вы собираетесь получить его обратно? Если мы с радостью пустим его на вино и развлечения для гостей, это не ваше дело!» Они продолжали с презрением насмехаться над нами: «Если хотите, найдите кого-то, кто бы с нами поборолся за вашу собственность. Если не сможете найти, воспользуйтесь заклинаниями!» С этими словами они повернулись и ушли со своими друзьями.

Из-за сильного потрясения мать ещё долго не могла восстановить дыхание. Внутри дома с четырьмя колоннами и восемью крыльями остались лишь мы трое и несколько сочувствующих нам родственников. Дзесе с отцом и братом утешали нас. Они были готовы ежедневно давать нам еду, чтобы мы могли выжить. Брат мамы предложил, чтобы я научился какому-нибудь ремеслу, а мать с сестрой будут помогать ему на ферме. Он настаивал, что нужно сделать что-то, чтобы показать дяде и тёте, что семья Шераба Гьельцена не слабая, не немощная, и не та, которую можно легко унизить.

Наконец мать справилась со своей печалью и вытерла слёзы. Она решительно и гневно сказала: «Поскольку у меня нет возможности вернуть назад мою собственность, я не буду полагаться на других и буду растить детей сама. Теперь, даже если дядя и тётя детей вернут часть богатства, я не приму его. Тхопага должен выучиться какому-то ремеслу. Прежде чем отплатить дяде и тёте за «щедрость», мы с дочерью готовы быть даже служанками или рабынями. Нужно показать им!»

Затем мать повернулась к своему брату и сказала: «Мы готовы заменить тебя на ферме!»

Видя её решительность, никто больше не предлагал ничего другого, и мы стали следовать её плану.

В нашей местности был один лама Красной школы, специализирующийся на определённых навыках дхармы, в которые деревенские жители очень верили (Красную школу в Тибете относят к одной из самых ранних форм тибетского буддизма; её тибетское название Ньингма изначально переводилось как «старые учения», но поскольку все ламы носили красную одежду, её чаще называли Красной школой – прим. перев.). Мать велела мне пойти учиться к ламе Красной школы. Когда я ушёл из дома, двое-трое родственников приходили меня навещать. В те дни родители Дзесе часто отправляли её туда, где я учился, наполнив её сумки пищей, дровами или маслом. Если мать и сестра не могли найти работу, брат матери давал нам еду. Чтобы матери не приходилось побираться, он ходил и искал для неё работу. Он делал всё, что было в его силах, чтобы помогать нам троим. Сестра от случая к случаю выполняла различные поручения, играла на барабанах, убирала в сараях, брала другие случайные работы, чтобы было что поесть и надеть. Но мы по-прежнему питались скудно и носили лохмотья. Были сплошные печали и никогда никакой радости».

Когда достопочтенный Миларепа довёл свой рассказ до этого места, люди, слушавшие о его дхарме, горько плакали, ощущая вселенскую горечь. Ученики, тесно сидящие в пещере, слушали и, тихо всхлипывая, рыдали.

(Продолжение следует)